Никого не было.
Мир раскачивался. Мир переливался легкими и иногда неуловимыми цветами. Мир, надо отдать ему должное, существовал.
В данный момент он доказывал это острой пульсирующей болью в ноге.
О, Сила. Лучше бы мир канул в какую-нибудь мифическую заводь. Желательно без спасательного жилета и там, где водятся самые злобные черти.

Шальная мысль, пульсируя, билась о стенки раскалывающегося на части черепа.

Боль, боль, боль, боль. Боль здесь, боль там. Боль сям па сям.
Пальцы левой руки бережно обхватывали тонкий гриф акустической гитары, зажимая и разжимая струны. Они то скользили, делая бенды, то отрывались, будто в ужасе, заставляя и без того несчастный звук вибрировать, то мягким глиссандо перелетали с начальных ладов, ближе к деке, заканчивая опять же звучным вибрато.
Музыка.
Боль.
От одного к другому поочередно.
Что делать доктору без пациентов, если он живет на Нар-шаддаа? Спиваться.
Что делать пациентам на Нар-шаддаа без доктора? Видимо, умирать.
Ну да кого оно волнует? Пока бурбон с плавным бульканьем перетекает из бутылки в рюмку, из рюмки в организм?..
Кого волнует, пока аккорд звучит?

А тени пляшут. Попробуй среди вечной темени луны контрабандистов найти хоть малейший лучик света. Искать будешь сутки, может двое. Сто семьдесят четыре часа, а секунды и минуты, кого они волнуют?
После того, как перестаешь искать солнце, перестаешь искать выход. А после того, как перестаешь искать выход, боль находит тебя.

Доктор вздохнул, отложил гитару и проглотил таблетку.

Минорная пентатоника прервалась мелодичным стуком. Мысли перешли от построения музыкально-нотной картинки в голове к расчету времени, которое, к слову, текло довольно-таки незаметно.
Пришел какой-нибудь пациент? Вряд ли. Только если кто-нибудь получил внезапное пулевое ранение, кому-нибудь оторвали что-нибудь наиболее важное и etc.
Скорее всего, Картер решил заглянуть, как обычно через два дня после последнего своего прихода. У Картера приход? O__o Нет, это, видимо, он у меня >< наконец-то! Я так долго этого ждал!
Глазка или окошка на входной двери не было. Да и нет в нем надобности. Тот, кому надо вряд ли будет стучать в и без того хлипкую дверь и ждать, пока кто-нибудь откроет. Проще ее разнести к ситховой заднице.
Проклятая планета, с не менее проклятыми гангстерами.
Бертрам аккуратно положил гитару на стол рядом, расположив гриф так, чтобы нельзя было смахнуть бутылку бурбона и грязный стакан. Благо, размеры квартиры позволяли сделать это (положить, в смысле ><) не вставая с места. А кто-то еще гоняется за дополнительными квадратными метрами. Идиот. Он просто не понимает своего счастья.
Да и потом, какие дополнительные метры в ржавом гробу?
Доктор опустил ноги на холодный пол и подхватил трость.
Наверно, можно подумать, что трость может понадобиться только если ваша квартира похожа на стадион для бегунов, а не для шахматистов-инвалидов, но, наверно, если выпить довольно большое количество спиртного, можно легко врезаться в противоположную стену лбом.
Когда же с тобой верный холод лакированного дерева, ржавая стена уже не страшна, хоть в бой с ней иди.
Сделав нетвердый шаг в сторону двери, Берти откинул пару почти бутафорских крючков, держащих дверь в закрытом состоянии. Видимо, именно они сгубили бывшего владельца жилплощади. У врача же, воровать, вроде как, даже боялись, ибо брать кроме медикаментов нечего. И хоть среди них и есть довольно много наркотических обезболивающих, перепутать их с чем-нибудь вредным очень просто. Как метанол с этанолом – обнаружишь, что начинаешь терять зрение только через несколько часов, то есть, когда уже будешь далеко от противоядия.
Открыв дверь, врач обнаружил за ней своего воспитанника. Да-да. Воспитанник от слова «воспитание». Это, скорее всего, поймут те, кто уже сталкивался с этим страшным словом, и его страшным значением. Воспитанник – это тот, кого тебе необходимо воспитать, несмотря на то, что чаще тебе хочется его придушить.
В основном из-за шума, но бывает еще множество раздражающих факторов.
Например, эта ужасная бас-арфа, которую Картер по ошибке называет музыкальным инструментом.
Впрочем, мальчик скорее пошел в своего настоящего отца. То есть он стал вполне приятным молодым человеком, которого в приличном обществе скорее любили, чем нет. Это, можно сказать, было даже интересно, что Картер ничего не перенял от своего мизантропичного «дяди Берти».
Доктор, пропуская молодого человека, откинулся назад, зная, что падать будет недолго, или даже совсем не будет, потому что падение сквозь стены исключает наличие тела.
- Ну-у-у, здрасте, - произнес Берти и закинул в рот еще одну таблетку обезболивающего, нарочито выделяя последний жест.
Ему почему-то показалось, что далее последует жутко раздражающий разговор. Как обычно.